И потянуло его на Антиутопию...

[Charnell]

Рассказик. Сеттинг знакомый, но ни мегаартефактов, ни мяса ни пафоса ....

Винтик.



Утренняя молитва подошла к концу. Бесконечно долгая череда благодарений и восхвалений, которая уже давно не вызывала былого восторга. Томас вздохнул, подняв, наконец голову, которую держал смиренно опущенной последние пол-часа, надо отметить, довольно долгие полчаса, боромоча вместе с толпой тексты псалмов и молитв.Прихожане уже толпились у выхода, рабочий день никто не отменял и надо было спешить, спешить на положенное место, выполнять положенную функцию. Функцию... положенную... кем? Он сильно сомневался, что Регентам есть дело, до Томаса Хайшема, тридцати лет от роду, инженера-проэктанта в одном из бесчисленных КБ, второй месяц вычерчивающего схему электроснабжения для новой серии жилых домов.

Он улыбнулся своим мыслям, вспомнив, как сам только что говорил: "И око Их неусыпное, следит за каждым и оберегает каждого, от Тьмы затаившейся вовне и от Тьмы проникшей в душу". Аллегория. Символ для Пирамиды, Тайной полиции, Инквизиции и прочих сил, призванных поддерживать "чистоту помыслов и благонравие" граждан.

Когда Томас уже подошел к массивным деревянным дверям Церкви, его остановили. Человек в черной ризе Отца-Исповедника.

- Томас? Я бы хотел поговорить с тобой. Всего на пару слов.

- Да, Святой Отец?

- Прошло уже три недели с тех пор, как ты последний раз душу. Я обеспокоен, ведь все, что не будет открыто, ляжет тяжким грузом на твою душу...

- Простите, Святой Отец, просто я сильно загружен работой. На грехи времени не остается, - Он попытался отшутиться, но священник только нахмурился и покачал головой.

- Самые страшные грехи пускают корни не в делах, но в мыслях. Надеюсь, на следующей неделе вы зайдете ко мне.

Они раскланялись и Томас, наконец, сел в машину. Мысли его уже были целиком в работе, толпились в голове возмущенно гомоня и требуя воплощения. Он был хорошим, талантливым инженером, он любил свое делои подчас ловил себя на мысли, что время проведенное на Службах, кажется ему просто упущенным. Из размышлений его вырвал красный сигнал на приборной панели машины. Управление перешло на автоматику и через минуту он уже стоял перед сержантом службы дорожной безопасности, в темно синей форме, с силуэтом грифа на рукаве.

- Гражданин Хайшем? Нарушение скоростного режима трассы, обгон с нарушением норм дорожного движения - не выдержана дистанция, - На планшете-терминале в руках сержанта мелькали страницы личного дела Томаса, - С учетом отсутствия замечаний в прошлом, с вашего счета будет снята сумма штрафа, в размере сорока Империалов, вам будет выписано замечание с предупреждением и в субботу вы обязаны явиться на наш участок на штрафные работы, сроком три часа. Можете быть свободны.

"Перкрасно. Просто прекрасно",- Все мысли, касательно системы распределительных панелей вылетели из головы и теперь Томас бролся с раздражением следя за дорогой, - "Теперь еще и суббота потеряна. А ведь жене обещал, что проведем весь день вместе..."

Работа не клеилась. Отвлекся в начале дня - и половина рабочего времени потеряна. Томас отхлебнул обжигающе горячий кофе. Шестая чашка за утро. Естественно, на еженедельном медицинссом освидетельствовании имплантированный под кожу на шее диагностический чип исправно доложит о злоупотреблении кофеином. Придется выслушивать лекцию от дежурного врача о сердечных болезнял, нервных расстройствах и еще месяц пить заменитель. Да еще Ганс Штокингер, мечется по офису, словно потерял что-то ну очень ценное. Что он мог потерять? И так работник средненький, вечно в облаках витает. Томас откинул назад спинку анатомического кресла, потянулся и впервый раз заметил замусоленную книжицу в бумажной обложке на столе. А не ее ли ищет Ганс? Название странное, "Винтик", печатали явно в домашних условиях, переплетали вручную...

Пропищал сигнал получасового перерыва. Томас снова взял в руки книжку: "Может отвлекусь, а там и дело заладится". "Винтик" оказался циклом рассказов-сказок, про некую гиганскую машину, где все детали были живыми. Или, по крайней мере, разумными. Там был и Процессор контролировавший целый блок, мысливший формулами и директивами, были массивные механизмы равнодушные ко всему и был один простой винтик. С дефектом, о котором никто, включая него самого не знал. В последнем рассказе, этот "герой" сломался и другие винтики, гайки, стяжки не выдержав возникшей дополнительной нагрузки начали крошиться, съезжать с положенных мест и вся машина развалилась. Развалилась из-за одной из миллиона мелких деталей.

Странная книжка. Странная и сомнительная. Томас не заметил как перерыв кончился и очнулся только увидев перед собой Штокингера. Тот стоял с потерянным видом, запустив правую руку в копну светлых волос.

- Прочитал? - Ганс был не похож на себя, обычно скорый на язык, остроумный, язвительный он явно не знал как начать разговор.

- Прочитал. Занятная книжка. Твоя?

- Моя, - Штокингер торопливо выхватил ее из протянутой руки, - И... как тебе?

- Метафоры довольно прозрачные, но написано интересно. Только лучше начальнику или куратору ее не показывать.

- А ты?...

- Не проговорюсь, - Томас улыбнулся, - Неоднозначная вещь. Где ты ее добыл?

Выражение лица Ганса мгновенно изменилось, губы вытянулись в заговорщицкую улыбку, а глаза хитро сверкнули:

- Вечером, - он подмигнул и метнулся к своему рабочему месту, спрятав книгу под пиджак.

Остаток дня прошел на удивление плодотворно, Томас даже хотел задержаться, чтобы довести общую схему до презентабельного вида, но тут его по плечу похлопал Ганс, все с той же плутовской ухмылкой.

Они шли по улице, пешком, по настоятельной просьбе Штокингера, а тот рассказывал:

- Представь некий... кружок, клуб, назови как хочешь. В общем собралось несколько умных людей, у которых был в достатке умных мыслей. Мыслей, которые им бы хотелось донести до народа, ну до той части у которой котелок в нужную сторону варит. А люди не простые, люди творческие. Журналюги, художники, кое-кто из технарей, не гнушающихся бумагу марать. И вот они и творят. А кому доверяют, тем читать дают.

- Странно все это, - Томас пожал плчами, а они оказались у старого здания, еще доимперских времен.

На верхнем этаже его, жил художник, Марк Мерцетти, средних лет человек, с каштановыми волосами до плеч, умными серыми глазами и высоким лбом. Он-то и принимал членов кружка у себя в тот день. Томас чувствовал себя не в своей тарелке: к такому общению он просто не привык. Эти люди пили вино, смеялись, шутили, кто-то играл на допотопной гитаре, пел песни. Песни старых времен, доимперских. "Я не люблю, когда мне лезут в душу; И не люблю, когда в нее плюют", - строчки намертво засели в голове Томаса, хотя он и не помнил, чтобы кто-то плевал ему в душу. Звучали стихи, зачитывались отрывки из каких-то не то рассказов, не то романов и никто не спрашивал кто он, зачем он пришел и что здесь делает. Один из принципов кружка: если член клуба привел человека - ему доверяют все. К Томасу подсаживались, спрашивали его мнение, обсуждали слог и рифму, наливали вино. Хозяин выставил у стены несколько своих картин. Преимущественно пейзажей, но на них нет-нет да мелькали старые церкви, деревеньки, каких никто уже давно не помнит, просто развалины совсем уж древних строений. Но мирные пасторальные картины начинали смотреться совсем иначе, когда автор рассказывал про то, как он нашел фотографии и голо-снимки по которым рисовал и почему выбрал именно эти места. Здесь, у этого озерца была уничтожена последняя группа польских партизан. Тут, в этой самой церквушке, были заживо сожжены полсотни верующих, отказавшихся признать новый порядок. В этом овраге расстреляли Януша Подольски, главу польского сопротивления. В этой деревушке скрывался патриарх староверов. Все жители были казнены по приказу нового патриарха Вериго. А вот этот городок на юге Аппенин, родина Рене Корельена, Аркканцлера Инквизиции. У Томаса мурашки пошли по коже, когда он задумался, откуда Марк про все это узнал. Факты скорее всего не подлежали огласке, хотя все знали, что в первые годы Имперские власти очень жестко боролись с инакомыслием.

Вечер уже начал переходить в ночь, и Томас собирался прощаться, и так уже жена волнуется, наверное, когда к нему подскочил взбудораженный Ганс таща за собой человека лет сорока, с седеющими русыми волосами, перехваченными в хвост.

- Вот! Это его книга! - Штокингер хлопнул незнакомца по плечу подталкивая вперед. Тот усмехнулся и протянул руку:

- Антон.

- Томас, Очень приятно. Так это ваши рассказы?

- Мои. Вам знаком жанр антиутопии? - Антон вопросительно выгнул бровь.

- Пессимистические, полуфантастические произведения, критикующие тоталитарные и авторитарные режимы? - Кое что еще сохранилось от школы, про себя подумал Томас.

- Можно сказать и так, - Писатель грустно улыбнулся, - я не претендую на лавры мастеров, таких как Оруэлл или Замятин , но мне хотелось создать что-то современное. предупреждение, что ли... Я даже хотел отправить экземпляр в правительство, но... побоялся.

- Понимаю. Имперские цензоры это не одобрят.

- Именно... но кое кому из старых друзей, я все же дал почитать. А некоторые сидят достаточно высоко, - Антон бросил тоскливый взгляд в окно, явно погружаясь в воспоминания.

--------------------

Спал Томас плохо. Тревога нещадно грызла его, постоянно вызывая в памяти прошедший день. Вляпался по полной и, ведь, пока шел на это сборище, пока сидел там, как во сне, даже не понимал, что не только себя но ивсю семью по удар подставлял. Книга, сборник старых стихов, лежавшая под подушкой, казалось испускала чудовищный обжигающий жар. Простыни и наволочка не начали тлеть только чудом. "Больше ни ногой туда", - решил Томас и окончательно провалился.

Неделя прошла спокойно, рутинно, несмотря на выволочку от жены за потерянную субботу и выговор отврача за вино и кофе. Он полюбил пеши прогулки и даже общественный транспорт, в остальном ничего не изменилось, тень его не стала чернее, тучи не сгущались стоит ему выйти на улицу и только Ганс украдкой подмигивал при каждом удобном случае. Томас его успешно игнорировал и жил, как ни в чем не бывало, и тольо вечерами, когда жена уходила к подруге, он открывал-таки ту старую книгу и тонул в волнах рифм и слогов древнего поэта. А потом, вечером, слушая сонное сопение супруги, в который раз клялся завтра же от нее избавиться. Неделя закончилась, на воскресной службе про исповедь он просто забыл и вместе с толпой покинул церковь, не замечая внимательного взгляда Отца-Исповедника. Мысли Томаса были заняты междоусобной войной, причиной которой было собрание в следующий четверг. "Идти иль не идти, вот в чем вопрос!" - вспомнил он шутку одного из члнов клуба.

К среде он так и не нашел ответа, и, направляясь на будничную службу, даже не пытался настроиться на религиозный лад. Все эти песнопения, литании казались искуственными и нелепыми, словно куча безвкусной бижутерии. Но до церкви он так и не дошел. Персональный коммуникатор, включившись в дороге проорал Голосом Ганса: "Том, надо встретиться, СРОЧНО! Знаешь магазин одежды в квартале от церкви?". Он не хотел идти. Не хотел слушать, что ему хочет так срочно сообщить этот бунтарь, но ноги сами уже несли его в сторону беспилотного такси. Повинуясь шестому чувству он выскочил из машины за углом, так, чтобы от места встречи его не было видно, и выглянув оттуда замер в ужасе. Перед магазином модной одежды стоял черный ховеркар, с мечом на борту. Мечом, гарда которого, представляла собой весы. Инквизиция. Двое коротко стриженных бойцов в черной форме с той же эмблеммой запихивали в салон Ганса. За ними внутрь заскочил высокий человек без определенного возраста, в черном же кожанном плаще. Машина с гулом поднялась в воздух и растворилась в тусклом утреннем свете.

Томас стоял, парализованный ужасом. Он ждал выговоров от церковного Отца-Иповедника, возможно штрафные санкции, лекции по морали и духу Империи, но инквизиция... среди бела дня, на улице...

В церковь он так и не зашел. Посреди службы, он бы привлек слишком много внимания, которого ему сейчас явно не хотелось. Почему на следующий день он пешком отправился к месту сбора членов кружка, его разум объяснить не мог. Рассказ Томаса вызвал бурю эмоций, негодования, возмущения но, больше всего, откровенного страха. Единогласно было принято решение на некоторое время прекратить всяческие контакты, пока что-то не прояснится. В том, что Штокингер расскажет все и назовет всех, если этого захотят дознаватели, никто не сомневался. Насчет того, что будет с ними после этого, иллюзий тоже ни у кого не было.

Домой Томас шел в подавленном состоянии. Везде мерещились шпионы, ловушки, слежка. Ему казалось, что жена странно смотрела на него утром и вообще все было как-то не так. А может оно и правда было? Ночь прошла как-то... неправильно. Чего-то нехватало...! Томас почувстовал, как его сердце проваливается куда-то далеко вниз. На спине выступил холодный пот. Не было книги под подушкой. Томас остановился посреди улицы, судорожно пытаясь вспомнить куда и когда он ее переложил. Вспомнить он не успел. Рядом остановилась черная машина, с правительственными номерами. Оттуда вышел человек в сером костюме, и распахнув дверь кивнул Томасу. Его, к немалому облегчению, привезли не в здание Магистрата, а в Администратуру. Серые корридоры заполненные озабоченными людьми разного возраста, в деловых костюмах. Томасу не заламывали рук не угрожали, просто показывали дорогу. Дорогу в пустой корридор, куда не забегали чиновники, где не стояла очередь посетителей. Одна дверь, ничем не примечательная, с ни о чем не говрящей табличкой "ком. 406", была открыта. И оттуда слышались голоса. Резкий, мужской:

- О ваших действиях будт доложено Аркканцлеру Корельену! А через него Регенту!

- Прекрасно, вот с ними мы и будем разговаривать. Вы свободны, Инквизитор.

В корридор вышел знакомый Томасу рыжий человек в кожанном плаще, раздраженно взглянул на него и нырнул в человеческие потоки, циркулировавшие по зданию.

В скупо обставленном кабинете его ждал один человек. Девушка. Черная форма с пирамидками на воротнике и двучя четрехконечными звездами на погонах. Волосы медного цвета, заплетены в косу. Глаза серо-зеленого цвета смотрели на вошедшего с интересом, смутившим Томаса. Он знал ее. Хотя она редко выступала сама, но всякий раз, когда Регент Духа выходил к публике, по левую руку от Него стояла она. Глава секретных служб Церкви и едиственная сила сдерживавшая Инквизицию. Единственный человек способный пречившить не только Рене Карельену, но и самим Регентам.

- Садись, что замер... - она слегка лыбнулась кивнув на стул. Томас молча сел, не сводя с нее глаз, - Сам то понимаешь, насколько влип?

- Понимаю, - он склони голову не решаясь продолжать.

- Но тебе повезло. Я нашла тебя раньше, чем Грубер, так что, шансы у тебя есть. Этот клуб... в который тебя привел Штокингер...

- Я ничего не знаю о них! - вырвалось у Томаса, преждем чем он сообразил КОГО он только что перебил, - простите..

- У тебя будет шанс узнать. Я не хочу уничтожать эту группу, в силу... личного интереса. Но я хочу, чтобы она постоянно была у меня на виду.

- Вы хотите, чтобы я шпионил за ними? После того, что случилось с Томасом?

- Можно сказать и так. Тебе имплантируют некое... специальное устройство. Во внутреннее ухо. Так что докладывать тебе не придется. Не волнуйся, если бы я хотела устроить облаву, они были бы уже мертвы, - ее глаза сверкнули.

- В таком случае... у меня есть выбор?

- Есть. Ты можешь отказаться, уйти и попасть в лапы к инквизитору Груберу. Не лучшая перспектива. Да, твоего друга отпустили. По моему настоянию. Он получил легенду, которая позволит ему оправдаться, но, боюсь доверять ему они уже не смогут. Поэтому я выбрала тебя.

Томас помолчал. Помолчал, даже не пытаясь думать и искать какое-то решение, какой-то выход. Выход был только один, тот который ему только что показали. Оставалось только поверить ей.

- Я согласен, - когда он произнес эти слова, он понял, что никогда не сможет смотреть в глаза Гансу.

- Прекрасно. Тебя проводят... хотя погоди, - Она вынула из ящика книгу. Ту самую, со стихами, - Это твое? Я бы не слишком доверяла жене на твоем месте.

Потом Томас был уверен, что ему показалоь, но в тот момент он ясно видел, как Она ему подмигнула.

- Один вопрос... Почему? Почему вы против уничтожения этого... клуба?

- Необходимо следить за исправностью машины, удалять поломанные детали, прежде чем они вызовут разрушение всего механизма... но то, что несколько винтиков отличаются от других, еще не значит, что они дефектны. Маленькое отличие в одной мельчайшей детальке может, однажды, спасти от разрушения весь механизм, - она улыбнулась, а Томас внезапно поймал себя на мысли, что она ему нравится. Улыбаясь он превращалсь из человека в орме имперских спецслужб в ослепительно красивую девушку, - я тоже люблю хорошие книги. И даже знакома с несколькоми писателями.

Он тряхнул головой, несмело улыбнулся и пошел к двери. "Может все не так уж и страшно", - мелькнуло у него в голове.



PS. Когда за Хайшемом закрылась дверь Айрин почувствовала ЕГО присутствие. Голос звучавший у нее в голове казался насмешливым, но нотки злости она распознала сразу: "Пособничество вольнодумцами ради старого друга... даже не знаю. Может плохо кончиться"

- Это мое решение. И ты сам дал мне полномочия, - Она ответила вслух, зная, что это не обязательно.

"Однако винтик все же может оказаться дефектным... Да, я тоже люблю хорошие книжки" - ОН расмеялся покидая ее сознание.