While obscene heretics' hearts still beat, there can be no respite. While faithless traitors still live, there can be no forgiveness
Кровища
Кровавое марево окутывало руины, паром поднимаясь от разрубленных тел, вывалившихся внутренностей, остатков брони и иззубренного и поломанного оружия. Баррикада на входе в крепость, внутренний двор, развалины бастионов, башен и бытовых строений, все было завалено изувеченными, искромсанными, выпотрошенными телами. ОНИ пришли. Пришли и смели защитников крепости. Превзошли числом, броней, тысячами стрел и болтов, стеной щитов и жалами мечей и частоколом копий. Слишком мощная слишком организованная армия. Стальной сверкающий механизм перемалывающий врага в кровавые ошметки, ломающий кости, укрепления, ворота и стены. Слишком мощный, чтобы подавиться горами тел защитников. И они зовут нас варварами? Мясниками?
Один из уцелевших зацепил топором верхнюю кромку щита пехотинца нападавших, дернул вниз, позволил ответному удару меча скользнуть по правому наплечнику, не обратив внимания на резкий импульс боли в плече, и ударил кулаком в кожаной, с нашитыми железными бляшками, перчатке в горло врагу, проломив кадык, схлопнув трахею. Ухватил за нижнюю челюсть и с размаху швырнул спиной на ближайший каменный обломок. От такого удара кольчуга не спасет. Где-то на грани слышимости он различил хруст лопнувших позвонков, но удовлетворенная ухмылка не успела появиться на окровавленном, опухшем от ударов лице. Правый бок пронзила боль. Еще один. Этот поспешил, удар булавой пришелся вскользь, но, ребро, вероятно, треснуло. Боль почти не чувствовалась в дурмане адреналина и на фоне предыдущих ран. Важно другое, враг ошибся: скользящий удар увел его руку и это будет стоить жизни. Короткий рывок правой руки назад, плечо отозвалось на резкое движение новым уколом боли, сустав скоро не выдержит, и шип на обухе топора пробил пластину шлема войдя противнику за ухо. Череп гулко треснул от удара, позволив выдернуть топор и изготовиться к встрече со следующим.
Мы мясники? Мы безумные убийцы? Оглянитесь, взгляните на кровавое пиршество, что вы тут устроили. Да, мы поклоняемся Войне и Смерти, но за все последние годы мы не смогли устроить такое торжество в их честь! Разве не видите, что сами славите наших богов, подарив нам безжалостную, смертельную бойню? Ведь только так мы служим им. Только в круговороте убийства и насилия они говорят с нами. Только здесь мы начинаем слышать их зов. И теперь я слышу. Шум крови в висках, хрип в запитых кровью и флегмой перегруженных легких, стон перенапряженных мышц питаемых одной яростью и радостью битвы. Крики, стоны и вопли бьющие в уши, все сливается в сладострастную песнь бойни, ритмичную какофонию смерти. И из этого оглушительного, ослепительного шума возвышающего восприятие до совершенно другого уровня, рождается окно. Дверь в кипящие, бурлящие огнем и гневом глубины, откуда доносится торжествующий рев. Дикий вой чудовищного безумного гиганта, слепого монстра с алой кожей, пастью полной клыков цвета ржавого железа омытыми кровью. Бога бьющегося в оковах из черного металла, пронзаюших его плоть обращенными внутрь шипами, цепляющихся крючьями глубоко впившимися в тело, чтобы не соскользнуть и не выпустить добычу. Черная повязка сплетенная или выкованная из стальных прутьев скрывает пустые глазницы лишенные всесжигающего пламени, что когда-то горело в них. Огромное, невообразимо мощное воплощение сумасшествия боя, полной, безжалостной самоотдачи во славу уничтожения. Гарм. Ужас и сила войны, в ее безграничной и фанатичной жестокости. Ее истинное лицо. Все церемонии, вся тактика и стратегия, все бредни о чести и славе, о которых любят говорить шавки Меторна, лишь мишура, призванная заслонить его. Только на самой грани отчаяния и гибели, забыв о себе, убивая и умирая с каждым ударом, можно взглянуть в него. И именно напыщенные служители лжи со звездой их "небесного воина" на щитах шаг за шагом трудились, чтобы призвать его в души его последователей.
Еще двое оприблизились, пытаясь обойти с разных сторон. Один поспешил и слишком далеко отвоел руку в замахе. Лезвие топора почти без усилия разрубило локоть, затем, на обратном движении железная окантовка на конце топорища врезалось в открытую нижнюю часть лица, выбив зубы и сломав челюсть. Враг отлетел от удара назад, щедро разбрызгивая кровь хлещущую из обрубка. Другой, напуганный участью соратника, поспешил закрыться щитм. Туда и пришелся мощный пинок подошвой тяжелого ботинка, опрокинувший пехотинца. Тот рухнул на спину нелепо всплестнув ногами в воздухе. Удачный удар отнял правую чуть выше колена, где кончался понож. Уже не боец, скорее оба корчащиеся в агонии калеки вскоре умрут от потери крови. Но их жертва было не напрасной, еще один, то ли решив проявить героизм, то ли впитав часть царящего безумия, ударил щитом с разбегу. Сильный удар сбил защитника крепости с ног, в груди вспыхнула обжигающая боль, когда из нее вышибли воздух, возможно добавив сломанных и треснувших костей к ранам, но этого он уже не замечал. Левая рука вцепилась в наплечник нападавшего, правая в щит, утянув врага следом. Несчастный нелепо барахтался, пытаясь вывернуть свой уткнувшийся в землю меч, пока его несостоявшаяся жертва не нашарила на щедро усыпанной отходами битвы земле обломок копья с наконечником. Заточенный стальной клин вошел в шею пронзив ее насквозь. Отшвырнув труп бесстрашного или глупого бойца, воин рывком бросился к упавшему топору. Рядом лежал труп еще одного, менее удачливого и умелого, защитника. Впрочем удача и умение были тут уже не при чем. Кровавая мельница кружилась по своих законам, пытаться избежать своей участи или остановить ее было бесполезно. Можно только двигаться следом и пытаться не упасть, пока еще бьется сердце и руки держат оружие. У этого мертвеца сердце, без сомнения, остановилось, ну рука еще сжимала рукоять топора. Украшенное вытравленными черепами и рунами черненое лезвие сразу бросалось в глаза. У этого оружия была славная и долгая история, судя по резьбе на рукояти и отметинам от ударов, хоть и зашлифованным и скрытым, он служил не одному воину не одного поколения. Почему бы не продлить его последний бой? Нападавшие не станут использовать то, что служило и было посвящено чужому богу. С двумя топорами дело пошло веселей, а кровавая жатва стала обильней, но не надолго. Враги быстро поняли, что бросаться в открытую атаку, самоубийство. Вокруг воина оставалось все меньше союзников, но начала смыкаться стена вражеских щитов. Звезда Меторна насмехалась над ним, глядя с заляпанных кровью и ошметками плоти листов металла, словно отражаясь в бесчисленных зеркалах.
Не останавливаться. В руках уже нет той силы, а ноги норовят подогнуться. Ботинки хлюпают от крови, которой пропитались штаны и остатки рубахи. Кольчуга была отброшена, когда превратилась в изодранные стальные лохмотья больше стеснявшие движения и тянувшие к земле, чем защищавшие. Если сейчас остановиться, если дать туману слепого гнева рассеяться, а жажде смерти умолкнуть, все кончено. Нелепое, слабое тело упадет, чтобы никогда не встать. Но пробить стену щитов уже не под силу. Если бы только чуть больше сил. Для еще одного рывка. Прорвать строй, оказаться среди врагов, дотянуться оружием до их плоти, слышать как они кричат и кричать вместе с ними в агонии пляски плоти и стали. Все воины Гарма знают, что для этого нужно. Там, в глубинах огня и копоти сожженных тел, слепое чудовище поднимает оскаленную морду и втягивает запах боя разорванными ноздрями. Его призывный рев сотрясает своды его узилища и доносится до поля боя, раскаленным до бела молотом врезаясь в виски изнутри черепа. Вечно голодный монстр хочет больше. Больше боли, крови, убийств, увечий, криков, злобы, ненависти, ярости. И ради этого он готов делиться. И он зовет. Я слышу тебя, Гарм. Слышу и отвечаю.
Солдаты со знаком Меторна попятились, услышав жуткий вопль полный нечеловеческой жажды убийства и смерти. На шее и руках их врага вздулись жилы, зрачки заполнили радужку а белки залило кровью. Ноги напружинились для прыжка. Кто-то закричал призывая рыцарей, тех кто тяжелой броней, вооружением и верой мог остановить то, что рождалось перед ними. Рыцари уже спешили на зов, но уже на подходе их остановил еще один такой рев. И еще И еще, столько, сколько оставалось на ногах защитников.
- Последняя обитель Воинов Гарма пала, это было неизбежно, - вздохнул Грей, почти с сожалением, - и необходимо для победы над их чудовищным божеством. Но цена была невероятна. Никто из вошедших в руины крепости не вернулся. Те, кто остались снаружи не решились войти, чтобы забрать тела. Немудрено, что место считается проклятым.
Кровавое марево окутывало руины, паром поднимаясь от разрубленных тел, вывалившихся внутренностей, остатков брони и иззубренного и поломанного оружия. Баррикада на входе в крепость, внутренний двор, развалины бастионов, башен и бытовых строений, все было завалено изувеченными, искромсанными, выпотрошенными телами. ОНИ пришли. Пришли и смели защитников крепости. Превзошли числом, броней, тысячами стрел и болтов, стеной щитов и жалами мечей и частоколом копий. Слишком мощная слишком организованная армия. Стальной сверкающий механизм перемалывающий врага в кровавые ошметки, ломающий кости, укрепления, ворота и стены. Слишком мощный, чтобы подавиться горами тел защитников. И они зовут нас варварами? Мясниками?
Один из уцелевших зацепил топором верхнюю кромку щита пехотинца нападавших, дернул вниз, позволил ответному удару меча скользнуть по правому наплечнику, не обратив внимания на резкий импульс боли в плече, и ударил кулаком в кожаной, с нашитыми железными бляшками, перчатке в горло врагу, проломив кадык, схлопнув трахею. Ухватил за нижнюю челюсть и с размаху швырнул спиной на ближайший каменный обломок. От такого удара кольчуга не спасет. Где-то на грани слышимости он различил хруст лопнувших позвонков, но удовлетворенная ухмылка не успела появиться на окровавленном, опухшем от ударов лице. Правый бок пронзила боль. Еще один. Этот поспешил, удар булавой пришелся вскользь, но, ребро, вероятно, треснуло. Боль почти не чувствовалась в дурмане адреналина и на фоне предыдущих ран. Важно другое, враг ошибся: скользящий удар увел его руку и это будет стоить жизни. Короткий рывок правой руки назад, плечо отозвалось на резкое движение новым уколом боли, сустав скоро не выдержит, и шип на обухе топора пробил пластину шлема войдя противнику за ухо. Череп гулко треснул от удара, позволив выдернуть топор и изготовиться к встрече со следующим.
Мы мясники? Мы безумные убийцы? Оглянитесь, взгляните на кровавое пиршество, что вы тут устроили. Да, мы поклоняемся Войне и Смерти, но за все последние годы мы не смогли устроить такое торжество в их честь! Разве не видите, что сами славите наших богов, подарив нам безжалостную, смертельную бойню? Ведь только так мы служим им. Только в круговороте убийства и насилия они говорят с нами. Только здесь мы начинаем слышать их зов. И теперь я слышу. Шум крови в висках, хрип в запитых кровью и флегмой перегруженных легких, стон перенапряженных мышц питаемых одной яростью и радостью битвы. Крики, стоны и вопли бьющие в уши, все сливается в сладострастную песнь бойни, ритмичную какофонию смерти. И из этого оглушительного, ослепительного шума возвышающего восприятие до совершенно другого уровня, рождается окно. Дверь в кипящие, бурлящие огнем и гневом глубины, откуда доносится торжествующий рев. Дикий вой чудовищного безумного гиганта, слепого монстра с алой кожей, пастью полной клыков цвета ржавого железа омытыми кровью. Бога бьющегося в оковах из черного металла, пронзаюших его плоть обращенными внутрь шипами, цепляющихся крючьями глубоко впившимися в тело, чтобы не соскользнуть и не выпустить добычу. Черная повязка сплетенная или выкованная из стальных прутьев скрывает пустые глазницы лишенные всесжигающего пламени, что когда-то горело в них. Огромное, невообразимо мощное воплощение сумасшествия боя, полной, безжалостной самоотдачи во славу уничтожения. Гарм. Ужас и сила войны, в ее безграничной и фанатичной жестокости. Ее истинное лицо. Все церемонии, вся тактика и стратегия, все бредни о чести и славе, о которых любят говорить шавки Меторна, лишь мишура, призванная заслонить его. Только на самой грани отчаяния и гибели, забыв о себе, убивая и умирая с каждым ударом, можно взглянуть в него. И именно напыщенные служители лжи со звездой их "небесного воина" на щитах шаг за шагом трудились, чтобы призвать его в души его последователей.
Еще двое оприблизились, пытаясь обойти с разных сторон. Один поспешил и слишком далеко отвоел руку в замахе. Лезвие топора почти без усилия разрубило локоть, затем, на обратном движении железная окантовка на конце топорища врезалось в открытую нижнюю часть лица, выбив зубы и сломав челюсть. Враг отлетел от удара назад, щедро разбрызгивая кровь хлещущую из обрубка. Другой, напуганный участью соратника, поспешил закрыться щитм. Туда и пришелся мощный пинок подошвой тяжелого ботинка, опрокинувший пехотинца. Тот рухнул на спину нелепо всплестнув ногами в воздухе. Удачный удар отнял правую чуть выше колена, где кончался понож. Уже не боец, скорее оба корчащиеся в агонии калеки вскоре умрут от потери крови. Но их жертва было не напрасной, еще один, то ли решив проявить героизм, то ли впитав часть царящего безумия, ударил щитом с разбегу. Сильный удар сбил защитника крепости с ног, в груди вспыхнула обжигающая боль, когда из нее вышибли воздух, возможно добавив сломанных и треснувших костей к ранам, но этого он уже не замечал. Левая рука вцепилась в наплечник нападавшего, правая в щит, утянув врага следом. Несчастный нелепо барахтался, пытаясь вывернуть свой уткнувшийся в землю меч, пока его несостоявшаяся жертва не нашарила на щедро усыпанной отходами битвы земле обломок копья с наконечником. Заточенный стальной клин вошел в шею пронзив ее насквозь. Отшвырнув труп бесстрашного или глупого бойца, воин рывком бросился к упавшему топору. Рядом лежал труп еще одного, менее удачливого и умелого, защитника. Впрочем удача и умение были тут уже не при чем. Кровавая мельница кружилась по своих законам, пытаться избежать своей участи или остановить ее было бесполезно. Можно только двигаться следом и пытаться не упасть, пока еще бьется сердце и руки держат оружие. У этого мертвеца сердце, без сомнения, остановилось, ну рука еще сжимала рукоять топора. Украшенное вытравленными черепами и рунами черненое лезвие сразу бросалось в глаза. У этого оружия была славная и долгая история, судя по резьбе на рукояти и отметинам от ударов, хоть и зашлифованным и скрытым, он служил не одному воину не одного поколения. Почему бы не продлить его последний бой? Нападавшие не станут использовать то, что служило и было посвящено чужому богу. С двумя топорами дело пошло веселей, а кровавая жатва стала обильней, но не надолго. Враги быстро поняли, что бросаться в открытую атаку, самоубийство. Вокруг воина оставалось все меньше союзников, но начала смыкаться стена вражеских щитов. Звезда Меторна насмехалась над ним, глядя с заляпанных кровью и ошметками плоти листов металла, словно отражаясь в бесчисленных зеркалах.
Не останавливаться. В руках уже нет той силы, а ноги норовят подогнуться. Ботинки хлюпают от крови, которой пропитались штаны и остатки рубахи. Кольчуга была отброшена, когда превратилась в изодранные стальные лохмотья больше стеснявшие движения и тянувшие к земле, чем защищавшие. Если сейчас остановиться, если дать туману слепого гнева рассеяться, а жажде смерти умолкнуть, все кончено. Нелепое, слабое тело упадет, чтобы никогда не встать. Но пробить стену щитов уже не под силу. Если бы только чуть больше сил. Для еще одного рывка. Прорвать строй, оказаться среди врагов, дотянуться оружием до их плоти, слышать как они кричат и кричать вместе с ними в агонии пляски плоти и стали. Все воины Гарма знают, что для этого нужно. Там, в глубинах огня и копоти сожженных тел, слепое чудовище поднимает оскаленную морду и втягивает запах боя разорванными ноздрями. Его призывный рев сотрясает своды его узилища и доносится до поля боя, раскаленным до бела молотом врезаясь в виски изнутри черепа. Вечно голодный монстр хочет больше. Больше боли, крови, убийств, увечий, криков, злобы, ненависти, ярости. И ради этого он готов делиться. И он зовет. Я слышу тебя, Гарм. Слышу и отвечаю.
Солдаты со знаком Меторна попятились, услышав жуткий вопль полный нечеловеческой жажды убийства и смерти. На шее и руках их врага вздулись жилы, зрачки заполнили радужку а белки залило кровью. Ноги напружинились для прыжка. Кто-то закричал призывая рыцарей, тех кто тяжелой броней, вооружением и верой мог остановить то, что рождалось перед ними. Рыцари уже спешили на зов, но уже на подходе их остановил еще один такой рев. И еще И еще, столько, сколько оставалось на ногах защитников.
- Последняя обитель Воинов Гарма пала, это было неизбежно, - вздохнул Грей, почти с сожалением, - и необходимо для победы над их чудовищным божеством. Но цена была невероятна. Никто из вошедших в руины крепости не вернулся. Те, кто остались снаружи не решились войти, чтобы забрать тела. Немудрено, что место считается проклятым.
-
-
28.09.2013 в 01:20