While obscene heretics' hearts still beat, there can be no respite. While faithless traitors still live, there can be no forgiveness
Очередная порция моих глюков. В серьез не принимать, воспринимать с юмором и здоровым цинизмом.
Прощение.
"Я всегда был готов простить любому человеку любой поступок. Я никогда не держал на людей зла. Готов был понять, утешить, выслушать каждого, но никто или почти нкто не мог сделать того же для меня. Они не понимали одной простой вещи: простить кого-то, значит, фактически, взять его грех на себя. Но тот, кто несет на себе грехи многих не может нести их вечно, если некому принять его собственные. Он обречен задохнуться под тяжестью чужого зла и умереть не своей смертью".
Старый седой человек поставил точку, аккуратно вытер перо о лежащий рядом с пергаментом клочок бумаги, с тихим стоном выпрямил сгорбленную спину и поднял глаза на стоявшего у окна. Тот казался черным силуэтом на фоне залитого багровым закатом стекла. Особенно учитывая, что его одежда не отличалась обилием цветов. Незнакомец повернулся к старику и отбросил в сторону длинные волосы, бесцветные, словно выцветшие от времени. В неровном свете пламени свечи блестнули льдисто-голубые глаза, такие же, как и у хозяина каморки под чердаком, где они находились.
- Ты закончил? - голос у Гостя равнодушный, бесцветный, холодный, пустой... никакой.
- Да. Я дописал. Думаю... думаю они поймут, - хриплый шепот старика еле доносился сквозь завывания ветра на улице.
- Тогда все кончено. Я не могу тебя отпустить. Хочешь что-нибудь сказать?
- Да... Да, я хочу спросить. И еще... если ты не против, у меня есть одна... просьба.
- Спрашивай. Проси, - выражение лица гостя не менялось, казалось, даже губы его не шевелились, когда он говорил.
Старик посмотрел в пустые равнодушные глаза и вздрогнул:
- Скажи... Скажи, почему у тебя это лицо? Почему я...?
- Ты знаешь. Ты сам когда-то писал, что каждый человек вынашивает это в себе. И наступает момент, когда будущее приобретает форму. Определяется. После этого...
- Его не изменить... - сиплый, чуть слышный голос каким то чудом оказывается способен перебить размеренный монолог незнакомца с лицом, которое хозяин носил много лет назад.
- Его можно изменить. Но сначала его нужно увидеть. И не испугаться. Ты знал, что однажды тебе придется вновь увидеть это лицо. И уже не в зеркале. Теперь проси.
- Здесь покоится злой хозяин замка... - старик казалось не услышал последней фразы. Казалось. Он молчал. Молчал и гость, словно ему некуда было спешить. Впрочем, так оно и было. Он слишком долго шел за стариком, чтобы теперь цепляться за секунды и минуты или, даже, часы. Но тот тряхнул головой, словно просыпаясь, и заговорил:
- Ты можешь... Можешь меня простить?
- За что? - Ни капли удивления. Сухой вопрос и ожидание ответа.
- За то... за то, что носишь это лицо. За то, что так долго ждал. За... за все, - последнее слово было едва слышно, оно тонуло в стонах ветра и редких ударах капель начинающегося дождя.
- Не могу. Я не могу принимать ничего, кроме того, за чем пришел. Но если бы мог... я бы простил.
Старик улыбнулся бледными потрескавшимися губами. За окном полыхнула молния, бросив тень Гостя через всю комнату. От первого грома этой грозы звякнули пыльные фарфоровые тарелки в древнем серванте.
Старика нашли на утро. Вены на обеих руках у него были перерезаны, а на стене комнатушки был кровью нарисован крест. Ниже багровела надпись: "Молись за меня".
Прощение.
"Я всегда был готов простить любому человеку любой поступок. Я никогда не держал на людей зла. Готов был понять, утешить, выслушать каждого, но никто или почти нкто не мог сделать того же для меня. Они не понимали одной простой вещи: простить кого-то, значит, фактически, взять его грех на себя. Но тот, кто несет на себе грехи многих не может нести их вечно, если некому принять его собственные. Он обречен задохнуться под тяжестью чужого зла и умереть не своей смертью".
Старый седой человек поставил точку, аккуратно вытер перо о лежащий рядом с пергаментом клочок бумаги, с тихим стоном выпрямил сгорбленную спину и поднял глаза на стоявшего у окна. Тот казался черным силуэтом на фоне залитого багровым закатом стекла. Особенно учитывая, что его одежда не отличалась обилием цветов. Незнакомец повернулся к старику и отбросил в сторону длинные волосы, бесцветные, словно выцветшие от времени. В неровном свете пламени свечи блестнули льдисто-голубые глаза, такие же, как и у хозяина каморки под чердаком, где они находились.
- Ты закончил? - голос у Гостя равнодушный, бесцветный, холодный, пустой... никакой.
- Да. Я дописал. Думаю... думаю они поймут, - хриплый шепот старика еле доносился сквозь завывания ветра на улице.
- Тогда все кончено. Я не могу тебя отпустить. Хочешь что-нибудь сказать?
- Да... Да, я хочу спросить. И еще... если ты не против, у меня есть одна... просьба.
- Спрашивай. Проси, - выражение лица гостя не менялось, казалось, даже губы его не шевелились, когда он говорил.
Старик посмотрел в пустые равнодушные глаза и вздрогнул:
- Скажи... Скажи, почему у тебя это лицо? Почему я...?
- Ты знаешь. Ты сам когда-то писал, что каждый человек вынашивает это в себе. И наступает момент, когда будущее приобретает форму. Определяется. После этого...
- Его не изменить... - сиплый, чуть слышный голос каким то чудом оказывается способен перебить размеренный монолог незнакомца с лицом, которое хозяин носил много лет назад.
- Его можно изменить. Но сначала его нужно увидеть. И не испугаться. Ты знал, что однажды тебе придется вновь увидеть это лицо. И уже не в зеркале. Теперь проси.
- Здесь покоится злой хозяин замка... - старик казалось не услышал последней фразы. Казалось. Он молчал. Молчал и гость, словно ему некуда было спешить. Впрочем, так оно и было. Он слишком долго шел за стариком, чтобы теперь цепляться за секунды и минуты или, даже, часы. Но тот тряхнул головой, словно просыпаясь, и заговорил:
- Ты можешь... Можешь меня простить?
- За что? - Ни капли удивления. Сухой вопрос и ожидание ответа.
- За то... за то, что носишь это лицо. За то, что так долго ждал. За... за все, - последнее слово было едва слышно, оно тонуло в стонах ветра и редких ударах капель начинающегося дождя.
- Не могу. Я не могу принимать ничего, кроме того, за чем пришел. Но если бы мог... я бы простил.
Старик улыбнулся бледными потрескавшимися губами. За окном полыхнула молния, бросив тень Гостя через всю комнату. От первого грома этой грозы звякнули пыльные фарфоровые тарелки в древнем серванте.
Старика нашли на утро. Вены на обеих руках у него были перерезаны, а на стене комнатушки был кровью нарисован крест. Ниже багровела надпись: "Молись за меня".
-
-
28.06.2007 в 18:38-
-
29.06.2007 в 13:01Он сидел уже вечность
Безликий.
Без чужих грехов и сомнений.
Он прощать разучился,
Великий.
Но к нему приходили виденья.
И тогда, вспоминал он годы,
Годы крови жизни безумной.
И тогда был почти счастливым,
Тот, кто некогда был бездумным.
-
-
29.06.2007 в 14:05ЗЫ Меня бояться не надо, я мирный хиппи!
-
-
29.06.2007 в 21:05А персонажик простенький, Сер Лойсо Пондохва
-
-
31.08.2007 в 04:55